“И был поставлен диагноз: поэтическое вдохновение…”

Галина Калинкина – автор десятков рассказов, новелл и публицистических эссе, четырёх повестей и одного романа, обладатель нескольких международных литературных премий. Персонажи этого автора, как правило, скрытые герои: не попади они в особые обстоятельства, остались бы обычными незаметными обывателями. И всё же это люди сложносочинённые, ищущие понимания: начиная от водителя, едущего во внезапную командировку с шефом и оставившего дома жену перед родами, до священника, юродствующего, чтобы скрыть от людей собственные аномальные способности. Все они ищут понимания от близких и чужих, понимания самого себя, чтобы разгадать задумку Вселенной в своём случае.

– По профессии вы далеки от литературы, и писать начали уже в зрелом возрасте. Что стало спусковым крючком?
Писать я начала в тридцать три года. Стихи. Они появлялись только в ночное время и будили. Почувствовала себя не совсем здоровым человеком: появившаяся странность обескураживала. Хотелось найти врачевателя. И я нашла его в поэтическом кружке «Керосиновая лампа» при институте им. Губкина. Руководитель кружка – поэт Александр Зорин – поставил диагноз: поэтическое вдохновение. А вдохновение нахлынуло от одновременности двух сильных чувств: потери и приобретения.

– Но потом вы перешли к прозе. Вам кто-то помогал так сказать «настроить руку»? Или вы сами отыскали нужные клавиши и уловили музыку?
Именно в «Керосиновой лампе» меня учили слышать стихи. Тогда же говорили о «герметичности» женской поэзии, с чем не соглашался наш гуру. Он же и предложил мне сходить на семинары поэтессы Татьяны Бек в Литинституте. Но те семинары оказались закрытыми в прямом и переносном смысле. И тогда я вошла в соседнюю открытую дверь и задержалась за её порталом на целую осень. Попала на открытые семинары Евгения Рейна – вы помните, про «ахматовскую четверку». Евгений Борисович живописно курил в форточку. Желающие с кафедры читали свои стихи, а слушатели пристрастно разбирали их. Тогда же я на спор решила поступить в Литинститут – мне там нравилось. И выиграла. По творческой работе меня взял к себе на курс поэт Станислав Куняев. Но учиться в Литературный я всё же не пошла; 90-е годы – не романтичные, танатовские. Между образованием и работой выбрала службу в авиакомпании в Шереметьево. Так окончилась моя «учёба» в Литинституте, тем более, что тот спор я вела сама с собой.

 – Какие персонажи вам лучше всего удаются?
Чтобы обмолвиться о персонажах, необходимо от поэзии перейти к прозе. А произошло это так: мой учитель – поэт Зорин, разбирая очередной беспомощный стих, вдруг сказал: Вы будете писать прозу. Видимо, почувствовал излишнюю прозаизацию стиха. Не поверила. Не было предпосылок. И вот, тем не менее, стихи несколько лет назад ушли, не попрощавшись, а проза, не здороваясь, пришла.
И мой учитель, вероятно, был прав, потому что еще два поэта в последующем очень противоречиво высказались о моих поэтических пробах. Вера Павлова, прослушав меня: «Как это нелепо и странно, среди благодати и круговерти…», уверенно произнесла: Вам не стоит писать стихи. Дмитрий Воденников, прочтя стихотворение «Давай условимся, между какими звездными авеню встретимся, где тебя (меня), обниму (обнимешь)…», удивился приёму и тому, что я сама его придумала, хвалил и подбадривал.
А если говорить о персонажах прозы, то удаются те, в которых я верю. И как ни странно, легче, веселей и приятней писать вспомогательные, проходные образы, описание которых не так обязывает, как фокальный персонаж или главный герой. На них рука вольна творить.

 – Вы кому-либо показываете свои работы до их завершения?
Да, бывает. Мне повезло с личным бета-ридером, человеком более начитанным, как мне кажется, и чьему слуху я доверяю. По итогу её мнения – это моя подруга-юрист – могу внести правки в текст. Но могу и отстоять свою позицию, вернее просто разъяснить и убедить в возможности существования и такого факта или подхода. Мы взаимно обогащаемы.

 – Недавно вы стали одним из победителей в одном из самых известных литературных конкурсов «Русский Гофман». Вы заняли второе место в номинации Проза. Поделитесь впечатлениями?
Не раздумывала долго, когда получила приглашение в Калининград для шорт-листеров Международного литературного конкурса-фестиваля «Русский Гофман»; тотчас решилась – ехать. Больше думала о Кёнигсберге с его старинными предместьями, чем о награде. И получила двойной диспач: знакомство с удивительнейшими балтийскими землями, и лауреатство со вторым местом в номинации Проза. Получать признание в романтической обстановке замка Инстербург – особое удовольствие, но не меньше удовольствия в том, что высокое жюри (журналы «Нева» и «Балтика», «Лит.газета») оценили твой текст. Повесть «Тихий час» особо дорога мне жизнеописанием главного героя – современного грузинского святого. И, как представляется, повести удалось соответствовать девизу номинации: «Можно быть великим учёным и всё-таки понятия не иметь о самых обыкновенных в жизни явлениях».

 – Чувствуете ли вы ревность или даже зависть в ситуации, когда хочется сказать: почему не я это написала?
На ум приходит выдержка из письма Томаса Мертона – Пастернаку: «Я поразился тому, что многое из написанного Вами, я мог бы написать сам. Мне вспоминается фраза из моей последней книги: «Настоящее искусство так или иначе продолжает Откровение Иоанна Богослова»»…
Очень часто в стихах или прозе я нахожу такие строки, где мысль моя и выражена моим слогом, но только первенство чужое. И возникающее при том чувство нельзя назвать обыкновенной завистью, какая появляется, если другой человек имеет вещь лучше, чем имеешь ты. Тут другое. Тут радость за факт рождения хорошего текста, пусть иногда тревожная неполноценная, но радость. Ну, а лёгкого, полноценного упоения не хватает именно потому, что «продукт» не твой. Остаётся недовольство собой: недомыслила, недовоплотила.

 – Были ли случаи в Вашем опыте, когда Вы отказались от какой-то идеи, сочинения, работы над текстом из-за бытовых обязанностей, бизнеса или семейных отношений? Жалели ли? Или, наоборот: пришлось отказать родному человеку в общении ради того, чтобы посидеть некоторое время за литературной работой?
Этот вопрос близок к волнующей и нерешенной теме: крест писательства. В интервью полностью столь глубокую тему раскрыть не получится, лишь коснёмся долга, ответственности, призвания и отдачи. Умом я понимаю, что долг перед даром творчества, безвозмездно тебе данным, он платежом красен. Долг творчеству так же обязывает, как твой долг перед семьёй, а, возможно, и более. Но, тем не менее, на деле выходит, что моё «литературное» уступает моему «жизненному». А писать в правилах новой искренности мешает суеверие.
Работа писателя рискованная: с него и читатель спросит, и издатель, и Мироздание. Писатель – выдумщик сродни артисту, рискующий быть похороненным вне церковной ограды.

 – Достаточно ли хорошего текста, чтобы издательство им заинтересовалось? Или что-то должно быть ещё?
Вот именно этот вопрос для меня самый не изученный, как терра инкогнито. Поскольку мой первый роман «Лист лавровый в пищу не употребляется» ещё не получил одобрения издательства, ответить компетентно о достаточности не смогу. До нынешнего времени у меня имелись публикации в журналах лишь рассказов, новелл, повестей и эссе, а теперь роман проходит мытарства в пяти издательствах. Но как говорят люди, если препятствия множатся, значит, ты на верном пути.
Позволю предположить, что бестселлеру ничего дополнительного не потребуется. А вот тексту просто хорошему не помешает удача, промоушен и влюбленность постороннего человека.

 – Что послужило причиной, идеей написания романа-саги?
Созданию лонгрида в жанре «роман воспитания» послужила необходимость высказывания и желание собственного духовного роста. Мне уже не хватало объёма короткой прозы. И весь сюжет в задуманной фабуле я смогла бы развернуть только в большой форме. Когда писала, ещё не догадывалась, насколько невостребованное произведение создаю, и не подсчитывала, во сколько оцениваю шансы быть прочитанной. Но движима возможностью закрыть две литературные лакуны и, одновременно, высказаться по целой связке волнующих вопросов, упорно писала, надеясь всё-таки когда-нибудь непременно встретить медийное лицо, влюбившееся в роман и его героев, и обязательно довести свой лонгрид до книжной полки, где он не останется невидимкой.

 – Ощущаете ли Вы себя писателем?
Гораздо в большей степени, чем священником, ветеринаром, репатриантом, медиумом, музейщиком, автослесарем, художником, профессором медицины, воспитателем приюта, антикварщиком, представителем карательных органов, травести, афганцем – о которых пишу в своих произведениях.

 – Завершить нашу беседу хотелось бы словами: 
” Если бы я хотел что-нибудь посоветовать начинающему писателю, я бы не смог сказать ничего конкретного — только общие слова. И это лучшее, что я бы мог сделать. Я бы сказал ему: «Не думай, не оценивай, насколько разумно то, что ты пишешь, получай удовольствие. Если тебе будет скучно со своими собственными словами, написанными на бумаге, представь, каково с ними будет читателю. Твое удовольствие абсолютно необходимо. Как только начинаешь зевать, выбрасывай все. И последний совет: не старайся выглядеть прилично. Это ключ к обманыванию себя, который эксплуатируется снова и снова. – Ричард Бах.

Беседу провела Наталия Маскова

С произведениями автора вы можете познакомиться на её личной странице:
https://litklub.com/authors/галина-калинина/